Брестский вокзал принял таможенные нововведения равнодушно
Утро на брестском вокзале было простым и незамысловатым. У входа сидели былинные бабушки с огромными сумками. Они пережили не только войну и Сталина, но и несколько десятков авторитетов, «крышевавших» их привокзальный бизнес в 90-е.
Уже не видно огромных толп у таможенного терминала. Заглянув за дверь, можно наблюдать, как плечистый мужчина в фуражке, опустив голову на свой рабочий стол, блаженно спит, восстанавливая силы, нарушенные праздничным марафоном. Одинокая оформительница документов задумчиво смотрит в высокое окно, видимо, вспоминая времена, когда толпы «челноков» смотрели на нее как на злую и всесильную богиню. Когда одним мановением руки из-под подкладок сумок извлекались контрабандные радости. И люди с мольбой глядели в ее лукавые глаза.
Немногочисленная кучка в таможенном зале представляет собой жалкое зрелище. По сравнению с ордами, которые штурмовали этот бастион раньше, она смотрится весьма уныло. Выжила только элита контрабанды. «Нам, - говорит женщина, назвавшаяся Людмилой, - нужно памятник ставить. А нас гнобят и загоняют в угол». У них свой бизнес. У ввозящих быттехнику к нам - свой. Однако и те, и эти повязаны друг с другом. На границе все эти телевизоры, стройматериалы и пр. оформлялись на подобранных по дороге «челноков». Схема работала безотказно.
«Теперь мы не знаем, как это будет. Боюсь, скоро нужно будет идти на баррикады. Ведь это не жизнь, а какой-то несмешной цирк. У меня муж нервы сорвал. Сын за границу уехал работать. Где тут, скажите мне, стабильность и порядок? Дурдом это, а не стабильность». В это время мимо нас профланировал довольный усатый таможенник, поигрывая пластиковой бутылкой. Ему было хорошо и вольготно. И утреннее холодное солнце играло лучами у него в глазах. Лучи скакали по мраморному полу, шарили по карманам у пьяного мужчины, сидевшего на лавочке в позе увядшего лотоса. Он был, словно экономика в рецессии, беспомощен и чем-то подавлен. Его сосед, тоже нетрезвого десятка, пытался достучаться до сердца девушки в майке Nirvana. Однако усилия были тщетными: видимо, у каждого из них была своя нирвана.
«Нас теперь таких мало, - подхватила разговор другая «челночница» и контрабандистка. - Нас мало, но нас уже не запугать. Вот Валя с коврового, - показывает она на энергичную рыжую толстушку в зеленой куртке, - она уже лет 12 катается. Ее дети еще с 18 лет с мамой в одной команде».
«О новом законе? Слышала, - отвечает мне Валя. - Нас тут за быдло держат постоянно. Мы привыкли». «У нас иммунитет!» - подхватывает тощий мужчинка в черном плаще. «Им что, денег мало?! Сколько можно?! Заживо в могилу народ зарывают!» - слышен грозный хор ветеранов контрабандистского движения. Они напоминали боевую группировку со своими секретами, паролями, тайными агентами, стукачами, сленгом. Но, несмотря на силу в голосе, во взгляде их была видна печаль и усталость.
Заехавшая сюда, видимо, транзитом молодая пара у павильона «Брестский трикотаж» с бесстыжим смехом тыкала своими иностранными пальцами в чудеса нашего легпрома. В такие моменты понимаешь, что за державу бывает обидно не только по политическим мотивам. Ведь душа не на месте, когда видишь, что страна так и не научилась шить всевозможные блузки, трусы и майки.
Вернувшись к своим новым знакомым, я завел разговор на эту тему. «Да у нас одно г..но делают, стыдно даже носить… Все эти отечественные бренды бытовой техники только ради того и держат на плаву, чтобы куча работающего там народа не вылетела на улицу», - звучали возмущенные голоса моих «челночных» друзей. «Некоторые говорят: что вы возмущаетесь, всего хватает, у нас все делают скромно и со вкусом. Вот только вкус этот подозрительно естественного происхождения», - подвел черту полный мужчина в очках с толстыми линзами. В это время наконец-то из терминала вышел таможенник и сказал свое ритуальное «входите». Люди плавно потекли в дверной проем.
На улице стояли два таможенника с дерматиновыми кейсами, видимо, только что после смены. Я попытался их разговорить. «Нет, нам нельзя на эти темы. У нас циркуляр, инструкции», - категорически отрезали мне. «Пошли, Коля, в «Шынок», - сказал один другому немного погодя. И они медленно двинулись, словно в советском кино, навстречу солнцу, навстречу дню, навстречу новой реальности.
БелГазета; 22.05.08